Беседовал Игорь Митрофанов
Большой парусник – сложный организм, который постоянно нуждается в обслуживании и ремонте как в порту, так и во время дальних переходов. Особенно если речь идет о деревянных элементах, которые без должного ухода быстро приходят в негодность. Поэтому на таких судах штатный специалист по работе с древесиной, а проще говоря – плотник, фигура необходимая, даже знаковая. Чем интересна эта профессия? Как выглядит такая работа в морских условиях? Об этом, а заодно о повседневной жизни на большом паруснике нам рассказал судовой плотник Вадим Голев после перехода из Нарьян-Мара в Ушуайю — самый южный город Земли.
Yacht Russia: Вадим, как ты оказался на борту парусного корабля? С чего все началось?
Вадим Голев: На меня это свалилось довольно неожиданно. Прошлой весной мои петрозаводские знакомые из морского клуба «Полярный Одиссей», с которыми я когда-то строил скандинавский драккар, сказали, что компании RusArc требуется отремонтировать яхту «Петр I». Тогда я работал на верфи, но все же взялся за это дело, и мне понравилось. Руководство RusArc тоже было довольно и предложило мне должность судового плотника на шхуне Amazone, которую компания только что приобрела. Я согласился и уже в июне принял участие в перегоне судна из Кронштадта в Нарьян-Мар. А потом мне предложили поработать и на переходе из Нарьян-Мара на Огненную Землю, в Ушуайю.
YR: твои первые впечатления от Amazone?
В.Г.: Меня ошеломили размеры шхуны – 32 метра, это если без бушприта. С бушпритом еще плюс 10 метров. Я впервые был на таком большом судне, мне даже никогда не доводилось видеть ничего подобного. Меня все восхищало, мне все нравилось, но кое-какие проблемы все же бросились в глаза. Проблема была в том, что, когда шхуна была у прежнего владельца, она какое-то время простаивала, и потому некоторые элементы, прежде всего деревянные, были, скажем так, в неудовлетворительном состоянии. Эти недочеты надо было устранить, для этого меня, собственно, и пригласили.
YR: Что это был за переход – в самый южный город на Земле?
В.Г.: Мы вышли из Нарьян-Мара 11 сентября, а в Ушуайю пришли 18 декабря. Во время перехода наш экипаж состоял из капитана, механика, двух-трех вахтенных начальников, кока и меня, судового плотника. Еще были матросы-стажеры, которые несли рулевую и камбузную вахту, работали с парусами, прибирали палубу и выполняли несложный ремонт.
Amazon используется для экспедиций в высоких широтах, а в межсезонье перегоняется из Арктики в Антарктику или встает на ремонт. Наш переход был, по сути, техническим, главной задачей было доставить судно из точки А в точку Б в сохранности и в срок. Поэтому часто мы шли под мотором. Хотя были и продолжительные периоды хода под парусами в зонах устойчивых ветров, когда мы шли, почти не прикасаясь к парусам. Но когда зона пассатов осталась позади, с парусами пришлось поработать: ветер то заходил, то усиливался, то вновь стихал.
Большую часть времени мы были оторваны от остального мира. Не было ни мобильной связи, ни Интернета. Спутниковая связь использовалась исключительно для рабочих целей. Только в маринах, выйдя в онлайн, мы узнавали, что происходит в мире. И знаете, знакомиться новостями задним числом, в этом есть много хорошего, ведь плохое уже произошло, оставшись позади.
YR: Погода баловала или сердилась?
В.Г.: К моему удивлению, она вообще не давала повода волноваться. Сильных ветров почти не было, светило солнце, а в штилевой зоне на экваторе было совсем тихо. Ветер, волны и качка ощутимо усилились лишь за пару дней до прибытия в Ушуайю. Тут сказывался дыхание ветров мыса Горн. По счастью, у меня не возникло проблем с морской болезнью, хотя в моей носовой каюте качало сильнее всего. Выспаться не удавалось по другой причине – меня швыряло и трясло, потому что волны яростно били в борт шхуны.
YR: Трудно быть плотником во время океанского перехода?
В.Г.: Дни в море были скорее рутинными, чем примечательными. Каждый день мне приходилось делать не самую простую работу в условиях качки, крена, ветра и брызг. И работа это была травмоопасной, ведь в руках у меня был режущий инструмент – нож, фрезер, дисковая пила. А в тропиках мешала жара и в еще большей степени влажность. Там сильно потеешь, поэтому, чтобы руки не скользили и не оставляли следы, работаешь в перчатках. И это во-первых, а во-вторых, руанки и только что заточенные стамески в течение одного дня становились коричневыми от ржавчины. Вообще, когда я работал на верфи, я в большей степени ощущал себя плотником. Там ты берешь большую чистую деревяшку, используешь станочный парк, тебе тепло, ты спишь на нормальной кровати, ветер не дует, не качает. А на судне ничего этого нет, никакого пространства для маневра. Зато есть романтика воды! Короче, на верфи ты занимаешься столяркой по правилам, а в море – не по правилам, это как уличная драка вместо спарринга на ринге.
YR: Что входило в твои обязанности?
В.Г.: Я занимался плановым и неплановым ремонтом металлических и деревянных деталей, в том числе элементов интерьера, деревянного рангоута и такелажных блоков. Также я перестраивал две каюты, в том числе ту, в которой жил сам. Там нужно было добавить еще один ярус с дополнительным спальным местом, чтобы в каюте могли разместиться не два, а три человека. Вторым помещением, нуждавшимся в перепланировке, был лазарет. Его требовалось переделать в кладовую с двумя спальными местами, стеллажами и местом для стиральной машины.
YR: Где ты брал дерево для работы?
В.Г.: Дерево мне пришлось закупать трижды: в немецком Киле, французском Бресте и бразильском Итажаи. В Киле я действовал в одиночку. Нужно было найти базу на окраине города, съездить туда, объяснить, что мне надо, договориться о доставке, принять ее и заплатить. Если честно, это была не самая простая задача в незнакомом городе, но, по счастью, почти все немцы за редким исключением могут объясняться на английском, это помогло. А вот в Бресте общаться с местными торговцами оказалось сложнее, там английский откровенно недолюбливают. Интересная история произошла при закупке в Бразилии. Я сказал менеджеру на лесоторговой базе, что мне нужно недорогое и легкое в обработке дерево, потому как задача самая утилитарная. А он мне стал показывать местную экзотику разных цветов, тяжелую, плотную. Я стал искать глазами что-то попроще и увидел дерево, похожее на сосну. Спрашиваю: «Может, вот это? Это продается?» А он говорит: «Да, это бразильская сосна, но ты же просил дерево». Так я узнал, что в Бразилии сосну даже не называют древесиной. Я рассказал, что у нас из сосны строят дома, делают мебель и даже корабли. Он был очень удивлен: «А мы только сараи и заборы».
YR: Наверное, были и другие запоминающиеся встречи, знакомства?
В.Г.: Во всех городах, где мы были, люди привыкли к заходам больших парусников. Там это будничное явление, так что интерес к нам проявляли только сотрудники марин и яхтсмены с соседних лодок. Исключением был Брест. Пока мы заходили в его марину, на внутреннем моле собралось много местных. Они кричали, приветствовали, смотрели за тем, как мы швартуемся, и зааплодировали, когда мы набросили первый конец на швартовочный кнехт.
Общаться с соседями по марине было легко, тут даже языковой барьер не мешал. Например, на Тенерифе рядом с нами стояла норвежская шхуна Sky Dancer. Они шли на Карибы, чтобы там перезимовать и весной пойти в Гренландию. В их команде было несколько детей среднего и младшего школьного возраста. Когда был Хеллоуин, они переоделись во всяких чертенят и ходили по марине колядовать. Тогда была моя вахта на Amazone, все остальные ушли в город, я сидел на палубе и бренчал на гитаре. И тут они подходят и начинают попрошайничать. Я не знал, что они норвежцы, так что сказал, что, мол, я не против одарить их чем-нибудь, но пусть они что-нибудь споют: Cantar por favor! Меня не поняли, пришлось перейти на английский. В результате они спели несколько забавных песенок, и им вынес целый пакет сладостей. Это стало поводом познакомиться со взрослыми со Sky Dancer. Мы разговорились, я им провел экскурсию по Amazone, все рассказал и показал. На следующий день норвежцы уже меня пригласили на экскурсию по своей шхуне.
Еще на Тенерифе мы с товарищем неожиданно встретили русского парня. Он окликнул нас из-за угла и предложил две коробки вина. Парень оказался нелегалом, жил на острове где придется без постоянной работы уже около четырех лет. Рассказывал, что нашел какую-то хибару в горах. Одет он был довольно прилично, но говорил, что живется ему тяжеловато. Мы выпили с ним винца, а остальное он дал нам с собой и ничего за это не просил.
Интересная встреча была в Итажаи. В пляжном баре я познакомился с барменом и сказал ему, что я русский и люблю Бразилию. Он расцвел и бесплатно плеснул мне крепчайшей кашасы, а потом показал, как на специальной машине выжимается свежий сок из сахарного тростника. До демонстрации дистилляции и фильтрации дело, правда, не дошло… Потом мы с ним выпили еще по стаканчику за Бразилию. А потом и за Россию.
YR: Чем занимались в море во время, свободное от вахт?
В.Г.: Обычно подвахтенных ничем серьезным загружены не были. Ну не считать же сложной работой укрытие талрепов стоячего такелажа специальными чехлами на шнуровке, которые мы изготавливали из старых гидрантов. Еще одной необычной обязанностью матросов было кромсание пластиковых бутылок на мелкие кусочки, ведь долгие переходы требуют не только солидных запасов топлива и еды, но и компактной упаковки мусора, который может занимать чересчур много места. Досуг у нас тоже, разумеется, был. Мы собирались в кают-компании и играли в настольные игры. Все много читали, благо на Amazone обширная библиотека, сам я перечитывал Джошуа Слокама и штудировал учебники по яхтингу. В тропиках мы загорали, а еще рубили паруса, ложились в дрейф и купались с подветренной стороны. Конечно, ловили рыбу – на воблер попадались тунцы, ставрида и махи-махи. Пойманную рыбу разделывали прямо на палубе и ели сырой с соевым соусом и васаби.
YR: Кто-нибудь, кроме тебя, играл на музыкальных инструментах?
В.Г.: На гитаре там играл только я, но до Тенерифе с нами шел мой друг из Перми, который играл на балалайке и дарбуке – небольшом барабане. В основном мы пели что-нибудь из русского рока, но иногда по просьбе публики расширяли репертуар за счет классики – «В кейптаунском порту», «Ходят кони над рекою» и «По муромской дорожке».
YR: Как вы отпраздновали пересечение экватора?
В.Г.: Для тех, кому это предстояло сделать впервые, были приготовлены именные сертификаты. За организацию торжества отвечала инициативная группа: старпом, судовой плотник, механик, кок и девушка из состава команды. Мы подготовили костюмы и реквизит, обсудили сценарий и распределили роли. Нептуном у нас стал механик, колоритный седой мужчина с длинными запорожскими усами. И вот во время остановки для очередного купания все мы явили себя в соответствующих нарядах и принялись издеваться над новичками. Поводом для издевательств были неправильные ответы на наши вопросы и неудачные попытки завязать тот или иной узел. Расправа всех ожидала одна и та же: подталкиваемые вилами в попу, матросы летели за борт. Мы улюлюкали им вослед, но потом милостиво позволили подняться на борт. Но перед этим они должны были глотнуть морской воды из бутылки. Вечером мы отметили это событие уже по-другому, приготовив шашлык.
YR: Другие праздники были?
В.Г.: Да, день рождения кока. Погуляли… Еще был душевный момент, после трехнедельного перехода с Кабо-Верде в Бразилию. Тогда нас должна была покинуть очередная группа матросов, и по этому поводу мы устроили в марине прощальную вечеринку. Сначала высказался капитан, следующий тост был уже за него, а потом само собой получилось так, что каждый, кто брал слово, пил за еще одного человека в команде, говоря о его положительных качествах и о том, как он себя проявил. Например, с нами была женщина, парикмахер по профессии, которая умудрилась отлично постричь несколько человек в условиях жесткой качки. Все это не было подготовлено заранее – люди просто говорили про кого хотели – и в итоге сказали про всех. Это было неожиданно и трогательно.
YR: Что лично ты вынес из этого плавания?
В.Г.: Это не моя мысль, но я часто возвращался к ней тогда. Я воспринимал океан как символ абсолютной свободы, но, когда ты там оказываешься, ты заперт в пределах судна – очень маленького по сравнению с океаном. И когда ты смотришь на дельфинов или альбатросов, то понимаешь, что только они по-настоящему свободны, а тебе, на корабле, она недоступна. И все же человек, пересекающий океан на яхте, свободнее тех, что остались на берегу, ему до свободы ближе. Сейчас я работаю в Калининграде на шхуне длиной 50 футов, гораздо меньшего размера, чем Amazone, но на ней тоже планируют шататься по свету, и мне уже предложили стать членом ее команды. Я согласился. Это будет еще один шаг к настоящей свободе.
Построена в 1963 году, использовался как рыболовецкое судно в Северном море. В 1993 году переоборудовано в двухмачтовую шхуну ледового класса
Материал корпуса: сталь
Длина: 42 м
Ширина: 7,6 м
Осадка: 3 м
Площадь парусности: 420 м²
Опубликовано в журнале YACHT Russia № 7-8 (141), 2022 г.
Мороз, ветер, поземка. Случалось ли вам видеть парусные гонки в такую погоду? По белой равнине, поднимая снежную пыль, летят десятки разноцветных крыльев...
Издавна считается, что борода моряка - символ мужской силы, отваги, воли, мудрости, гордости. Особенно если эта борода шкиперская, фирменная.
В гости к Табарли - один день из жизни Брижит Бардо и Алена Делона
Объемные очертания, надежная рубка и много лошадиных сил – вот что отличает мотосейлер от других яхт. Когда-то весьма популярные, сегодня они занимают на яхтенном рынке лишь узкую нишу. Собственно, почему?
«Если вы знаете историю, если вы любите корабли, то слова «обогнуть мыс Горн» имеют для вас особое значение».
Сэр Питер Блейк
Каждый яхтсмен должен быть «на ты» с навигационными огнями – судовыми и судоходными. Но есть огни, которые «живут» сами по себе, они сами выбирают время посещения вашего судна, а могут никогда не появиться на нем. Вы ничего не в силах сделать с ними, кроме одного – вы можете о них знать. Это огни Святого Эльма и шаровая молния.